Хижина дяди Тома - Страница 89

К оглавлению

89

– В какой же я буду жить? – покорно спросил он Сэмбо.

– Не знаю… Да вот хоть в этой, – ответил тот. – Здесь, кажется, одно место не занято. Остальные битком набиты. И куда я вас всех дену, просто ума не приложу!

* * *

Был уже поздний вечер, когда измученные тяжелой работой, оборванные, грязные невольники потянулись с полей домой. Они оглядели новоприбывших неприветливо, хмуро. Маленький поселок ожил – всюду звучали злобные гортанные голоса. То там, то здесь вспыхивала перебранка из-за ручных мельниц, на которых каждый должен был смолоть свою жалкую порцию кукурузы. На ужин у невольников были только лепешки из этой муки. Все они уходили в поле чуть свет и работали допоздна под надзором вооруженных бичами Сэмбо и Квимбо. Сбор хлопка был в самом разгаре, а Легри не церемонился со своими рабами и выжимал из них все, что мог.

Том приглядывался к лицам этих людей, тщетно стараясь найти среди них хоть одно приветливое, дружеское. Он видел только хмуро насупившихся, озлобленных мужчин и запуганных, изможденных женщин.

Кукурузу мололи до поздней ночи. Мельниц не хватало, и те, кто был послабее, получали их в последнюю очередь.

– Эй, ты! – крикнул Сэмбо, подходя к мулатке и бросая к ее ногам мешок с кукурузой. – Как тебя зовут?

– Люси, – ответила та.

– Так вот, Люси, раз ты моя жена, изволь смолоть это зерно да напеки мне лепешек к ужину. Слышишь?

– Я тебе не жена и никогда твоей женой не буду, – сказала Люси с тем мужеством, которое рождается в человеке только в минуту отчаяния. – Оставь меня.

– Смотри, изобью! – крикнул Сэмбо, занося ногу для удара.

– Бей меня, бей! Чем скорее убьешь, тем лучше. Мне жизнь не дорога!

– Ты что, рабов вздумал калечить? Ну подожди, я все расскажу хозяину, – вмешался Квимбо, который только что отогнал двух негритянок от мельницы и сам стал на их место.

– А я ему пожалуюсь, что ты не даешь женщинам молоть зерно, – сказал Сэмбо. – И не суйся не в свое дело, дьявол!

Том проголодался за дорогу и еле стоял на ногах от усталости.

– Вот, получай, негр! – крикнул Квимбо, швыряя ему маленький мешочек с кукурузой. – Да смотри, поаккуратней ее расходуй. Это тебе на неделю.

Тому долго пришлось дожидаться мельницы, а когда наконец его очередь подошла, он пожалел двух измученных женщин, смолол сначала их зерно, подбросил хворосту в костер и только тогда подумал о себе. Уж, казалось бы, невелика услуга, но здешнему народу всякое доброе дело было в диковинку. Женщины сразу прониклись благодарностью к Тому и просветлели лицом. Они замесили ему тесто и принялись печь лепешки.

Оставшись один, Том долго сидел у костра, бросавшего красноватые отблески на его лицо, и смотрел в небо, где светила спокойная, ясная луна. Потом он встал и побрел в свою лачугу. Негры уже спали там вповалку на полу; воздух был спертый. Том хотел было устроиться где-нибудь под открытым небом, но побоялся росы. Он остался в лачуге и, закутавшись в рваное одеяло, которое должно было заменить ему постель, вытянулся на соломе и уснул.

ГЛАВА XXXIII
Касси

Том вскоре же понял, чего следует опасаться и на что можно надеяться, живя у такого хозяина, как Легри. Любая работа горела у него в руках, а по складу своего характера он был человек старательный и добросовестный. И со свойственным ему миролюбием Том решил, что усердный труд хотя бы в какой-то мере оградит его от преследований и мучений, а там – кто знает, может быть, ему удастся спастись отсюда.

Легри не мог не оценить своего нового невольника, но он испытывал к нему то смутное чувство неприязни, которое обычно возникает у всякого дурного человека к человеку хорошему. От Легри не укрылось, что Том осуждает его жестокое обращение с беззащитными рабами, а осуждение, хоть и молчаливое, неприятно чувствовать, даже когда оно исходит от подвластного существа. К своим товарищам Том относился с непривычными для них лаской и участием, и Легри злобствовал, видя это. Он купил Тома с тем расчетом, чтобы сделать из него впоследствии нечто вроде надсмотрщика и поручать ему все хозяйство на время своих отлучек. Но от невольника, занимающего такую должность, прежде всего требуется жестокость. Легри решил выработать в нем это ценное качество и через несколько недель приступил к выполнению своего замысла.

Как-то утром перед выходом в поле Том с удивлением заметил в поселке новую женщину, которая сразу обратила на себя его внимание. Высокая, стройная фигура, изящные руки и ноги, хорошее платье резко выделяли ее в толпе невольников. Ей могло быть лет тридцать пять – сорок, а лицо ее, которое, раз увидев, трудно было забыть, говорило о бурной, полной горя жизни. Чистый лоб, резко очерченные брови, правильный нос, прекрасная линия рта, горделивая посадка головы – все свидетельствовало о том, что когда-то эта женщина была очень красива. Теперь же лицо ее бороздили глубокие морщины, проведенные на нем страданиями и муками уязвленной гордости. Черты его заострились, кожа, обтягивавшая резко обозначенные скулы, отливала нездоровым, желтоватым оттенком. Но заметнее всего были в этом лице глаза – большие, сумрачно-темные, опушенные длинными черными ресницами и полные безысходного отчаяния. Дикая гордость и надменность сквозили в уголках губ, в каждом движении незнакомки, только подчеркивая страшный контраст, который являл собой ее взгляд, выражавший бесконечную душевную муку.

Кто она была, откуда взялась, Том не знал. Она выросла рядом с ним в серых предрассветных сумерках и, гордо подняв голову, зашагала в поле. Но остальные невольники, видимо, знали ее. Они оборачивались, поглядывали на эту женщину, явно взбудораженные ее появлением среди них.

89