– Пойдите с ней вниз, пусть ее там вымоют и переоденут.
Мисс Офелия и Топси отправились на кухню.
– Мало мистеру Сен-Клеру своих негритят! – сказала Дина, весьма недружелюбно разглядывая новое приобретение хозяина. – Не позволю ей вертеться тут у меня под ногами!
– Фи! – брезгливо поморщились Роза и Джейн. – От такой надо держаться подальше. И зачем она, черномазая, понадобилась мистеру Сен-Клеру!
– Ну, вы там, потише! – прикрикнула на них Дина, принявшая последние слова на свой счет. – Сами черномазые!
Мы не будем оскорблять слух нашего читателя, описывая ему, до какого состояния можно довести ребенка, если не следить за ним. Но мисс Офелия была женщина твердая, решительная, и она собственноручно, с героическим самообладанием, приступила к мало приятной процедуре омовения Топси. Особого удовольствия от этого мисс Офелия не испытала, но когда она увидела на плечах и на спине у девочки рубцы и шрамы – неизгладимые следы той воспитательной системы, которая к ней применялась, – сердце у нее дрогнуло от жалости.
Наконец туалет был закончен. Топси одели в хорошее платье, волосы ей коротко подстригли, и мисс Офелия с удовлетворением сказала, что вот теперь этот чертенок приобрел более или менее христианский облик. А в голове у нее уже зрели планы, как приняться за воспитание девочки. Усевшись перед ней, она приступила к расспросам:
– Сколько тебе лет, Топси?
– Не знаю, миссис, – ответила чернушка, сверкнув зубами.
– Не знаешь? Разве тебе никогда этого не говорили? А кто была твоя мать?
– Матери не было, – не переставая улыбаться, ответила девочка.
– Не было? Как же это так? Где ты родилась?
– А я не родилась, – упорствовала Топси и скорчила такую гримасу, что всякая другая женщина приняла бы это странное существо за дьявольское отродье.
Но мисс Офелию, с ее крепкими нервами, здравым смыслом и деловитостью, не так-то легко было сбить с толку.
– Нельзя так отвечать, дитя мое, – строго сказала она. – Я не шучу с тобой. Ну, говори: где ты родилась, кто были твои отец и мать?
– Я нигде не родилась, – еще более решительно повторила Топси. – Матери не было, отца не было… никого не было. Жила я у работорговца, вместе с другими ребятами. А тетушка Сью за нами присматривала.
Девочка, по-видимому, говорила искренне, и Джейн, рассмеявшись, подтвердила ее слова:
– Да вы разве не знаете, миссис? Торговцы скупают их по дешевке совсем маленькими, а потом продают на рынке.
– А у последних своих хозяев ты долго жила?
– Не знаю, миссис.
– Ну все-таки: год или больше?
– Не знаю, миссис.
– Топси, а тебе рассказывали о боге?
Девочка бросила на нее недоуменный взгляд и улыбнулась.
– Ты знаешь, кто тебя сотворил?
– Меня никто не сотворил, – фыркнув, ответила Топси.
Слова мисс Офелии, видимо, показались ей очень забавными, ибо она добавила, озорно прищурив глаза:
– Никто меня не сотворил. Я сама выросла.
Мисс Офелия решила перевести разговор на более практическую тему:
– А шить ты умеешь?
– Нет, миссис.
– А что ты умеешь? Чем ты занималась у своих хозяев?
– Носила воду, мыла посуду, чистила ножи, прислуживала гостям.
– А хозяева были добрые?
– Ничего, добрые, – сказала девочка и с хитрецой посмотрела на мисс Офелию.
Та встала, решив прекратить эту маловразумительную беседу. Сен-Клер стоял сзади, облокотившись на спинку ее кресла.
– Как видите, кузина, почва совершенно девственная. Вам есть к чему приложить силы.
Воспитательные методы мисс Офелии, как и вообще все ее воззрения на жизнь, отличались четкостью и были в полном согласии с обычаями, которые господствовали в Новой Англии еще сто лет назад, а теперь сохранились только в самых захолустных, не тронутых цивилизацией местах, где нет железных дорог. В сжатом виде они излагались так: учите детей прежде всего слушаться старших; учите их молитвам, рукоделию и грамоте. За каждую ложь – розги.
В семье так и решили, что новая негритянка поступила в полное распоряжение кузины, и поскольку на кухне к Топси относились пренебрежительно, мисс Офелия ограничила сферу ее деятельности своей комнатой. До сих пор она сама стелила постель, сама подметала пол, отказываясь от услуг горничных, а теперь решила пожертвовать собой и обучить этой премудрости Топси.
На следующий же день мисс Офелия привела девочку в свои покои и стала посвящать ее в сложные тайны нового для нее искусства.
И вот Топси, умытая, без косичек, бывших некогда радостью ее жизни, в чистом платьице, туго накрахмаленном переднике, с торжественно-печальной физиономией, точно на похоронах, стоит перед мисс Офелией, почтительно выслушивая ее наставления.
– Итак, Топси, сейчас я научу тебя стелить постель. Я люблю, чтобы она была постлана аккуратно. Пожалуйста, запомни, как это делается.
– Хорошо, миссис, – сказала Топси с глубоким вздохом и устремила на мисс Офелию скорбный взгляд.
– Смотри, Топси. Вот это рубец простыни, вот это ее лицо, это изнанка. Запомнишь?
– Запомню, миссис. – И Топси снова испустила вздох.
– Хорошо! Простыню надо стлать поверх валика для подушки – вот так, и подтыкать ее под матрац, только ровно, чтобы нигде не было ни морщинки. Видишь, как я делаю?
– Вижу, миссис, – ответила Топси, внимательно следя за ее движениями.
– А пододеяльник будешь стелить узким рубцом к ногам и тоже подоткнешь с этого конца, – продолжала мисс Офелия. – Видишь?
– Вижу, миссис, – повторила Топси.