Хижина дяди Тома - Страница 62

– Такие сопоставления никогда не приходили мне в голову, – сказала мисс Офелия.

– Я был в Англии, и мне легко судить, прав ли Альфред, когда он говорит, что его рабам живется лучше, чем большинству населения Англии.

– Расскажите, почему вы уехали с плантации, – попросила его мисс Офелия.

– Некоторое время мы с Альфредом распоряжались там всеми делами вдвоем, но потом он убедился, что плантатора из меня не получится, и посоветовал мне взять мою долю наследства деньгами и поселиться в Новом Орлеане, в нашем фамильном особняке.

– А вам никогда не приходила в голову мысль освободить своих рабов?

– Было такое время, – задумчиво проговорил Сен-Клер, – когда я тешил себя надеждой, что не зря проживу жизнь и совершу благое дело. Я хотел стать освободителем негров, хотел стереть позорное пятно с лица нашей родины. Юношам свойственно носиться с такими мечтами… Однако все сложилось иначе, и я уподобился щепке, плывущей по воле волн. Впрочем, не думайте, что мои взгляды на рабство представляют собой какое-то исключение в нашей среде. Нет, у меня много единомышленников. Да может ли быть иначе? Ведь наша страна изнывает под этим игом! Оно убийственно не только для раба, но и для рабовладельца. Простым глазом видно, какое это страшное зло, что мы живем среди массы невежественных, нами же развращенных людей. Наши законы весьма решительным образом запрещают давать им хоть самое скромное образование, и это правильно! Обучите грамоте одно поколение негров, и вся система рабства взлетит на воздух. Если мы не дадим им свободы, они сами вырвут ее у нас из рук.

– Чем же все это кончится? – спросила мисс Офелия.

– Не знаю. Мне ясно только одно: народные массы рано или поздно поднимут голову и в Европе и в Америке. И это все, что я могу вам сказать… А вот и звонок к чаю! Пойдемте.

За столом Мари заговорила о Прю.

– Вы, кузина, вероятно, считаете нас варварами, – сказала она.

– Да, это варварство. Но ведь не все же здесь, на юге, варвары!

– Бывают негры, с которыми просто невозможно справиться, – продолжала Мари. – Такие не вызывают у меня никакого сожаления. Вели бы себя как следует, и никто бы их не трогал.

– Мама, но ведь Прю была такая несчастная! Вот почему она пила, – сказала Ева.

– Вздор! Как будто это может служить оправданием! Я тоже несчастная, вероятно, несчастнее ее. Нет, все дело в том, что негры дрянной народ. Среди них попадаются такие, которых никак не образумишь.

У автора возникают опасения, как бы наши знатные герои не заслонили от нас скромную фигуру Тома. Ну что ж, если читатель хочет узнать кое-что о его делах, пусть последует за нами на маленький чердак над конюшней.

Представьте себе скромную комнатку с кроватью, стулом и простым, грубо сколоченным столом, за которым Том сидит сейчас, наклонившись над грифельной доской, и с величайшей сосредоточенностью выписывает на ней какие-то слова.

Тоска по дому довела Тома до того, что он решился попросить у Евы листок писчей бумаги и, собрав все свои скудные познания, почерпнутые на уроках Джорджа, задался дерзкой мыслью написать письмо. И сейчас он составлял на грифельной доске свой первый черновик. Задача эта была не из легких, ибо Том успел забыть, как пишутся некоторые буквы, а те, которые остались у него в памяти, почему-то не складывались в слова. Он тяжко вздыхал, уйдя с головой в свое занятие, как вдруг Ева, словно птичка, впорхнула в комнату и, пристроившись сзади него на стуле, заглянула ему через плечо.

– Дядя Том, какие ты смешные закорючки выводишь!

– Задумал послать весточку своей старухе и ребятишкам, мисс Ева, – сказал Том, проводя рукой по глазам, – да что-то ничего не выходит.

– Как бы мне тебе помочь, дядя Том? Я ведь немножко училась, в прошлом году знала все буквы, да, наверно, позабыла.

Ева прислонилась своей золотистой головкой к его голове, и оба они с одинаковой серьезностью и почти с одинаковым знанием дела принялись обсуждать каждое слово этого послания.

– Смотри, дядя Том, как красиво у нас получилось! – сказала Ева, с восхищением глядя на грифельную доску. – Вот они обрадуются-то! Как тебе, наверно, скучно без жены и детей, дядя Том! Подожди, я уговорю папу отпустить тебя домой.

– Миссис обещала выкупить меня, как только у них будут деньги, – сказал Том. – Я крепко на это надеюсь. Мистер Джордж хотел сам за мной приехать и дал мне в залог вот это. – И он вытащил из-за пазухи заветный доллар.

– Ну, значит, приедет, – сказала Ева. – Как я за тебя рада, дядя Том!

– Вот мне и захотелось написать им письмо, чтобы знали, где я, и чтобы не беспокоились. Хлоя, бедняжка, уж очень убивалась, когда меня провожала.

– Ты здесь, Том? – раздался за дверью голос Сен-Клера.

Том и Ева вздрогнули.

– Что это у вас? – спросил Сен-Клер, подходя к столу и глядя на грифельную доску.

– Том пишет письмо, а я ему помогаю, – сказала Ева. – Правда, хорошо получается?

– Не буду вас обоих огорчать, – сказал Сен-Клер, – но советую тебе, Том, обращаться за помощью ко мне. Я вернусь с верховой прогулки, тогда приходи – напишем.

– Это очень важное письмо, – шепнула отцу Ева. – Знаешь почему, папа? Хозяйка Тома обещала прислать за него выкуп. Он сам мне сказал.

Сен-Клер подумал, что это, вероятно, одно из тех никогда не выполняющихся обещаний, на которые не скупятся добрые хозяева, стараясь хоть как-нибудь смягчить горе проданных слуг. Но он не высказал вслух своих соображений и только приказал Тому седлать лошадь.

Письмо от имени Тома было написано в тот же вечер и благополучно доставлено в почтовую контору.