– Ну-ка, Прю, покажи свой товар, – сказала Дина. – Может, миссис чего-нибудь купит.
Мисс Офелия взяла несколько десятков булок и сухарей.
– Билетики вон в том разбитом кувшине, – сказала Дина. – Джек, слазь, достань.
– Какие билетики? – удивилась мисс Офелия.
– Мы с ней расплачиваемся этими билетиками, а покупаем их у ее хозяина.
– А он потом все подсчитывает, – вставила Прю, – и если заметит нехватку, избивает меня до полусмерти.
– И поделом тебе, – сказала бойкая Джейн, – не пропивай хозяйские деньги!.. Она ведь пьет, мисс Офелия.
– И буду пить, потому что я без этого не могу. Напьешься – и забываешь свою горькую долю.
– Это очень нехорошо, – сказала мисс Офелия. – Разве можно красть у хозяев деньги да еще пропивать их!
– Так-то оно так, да ведь я все равно от этого не отстану. Ох, хоть бы прибрал меня господь! Долго ли мне еще маяться?!
Прю медленно, с трудом выпрямилась, поставила корзинку на голову и устремила взгляд на Джейн, которая стояла перед ней, потряхивая сережками.
– Ишь, надела побрякушки и думает, что красивей ее нет никого на свете! Подожди, доживешь до моих лет, сопьешься и будешь такой же несчастной, дряхлой старухой, как я. И поделом тебе! – Она злобно хмыкнула и с этим удалилась.
Наш друг Том, присутствовавший при этом разговоре, вышел за старой булочницей на улицу. Она прошла несколько домов, со стоном опустила свою ношу на крыльцо и оправила на плечах старую, выцветшую шаль.
– Дай я понесу корзинку, – участливо сказал Том.
– Зачем это? Я и сама справлюсь.
– Ты больная или, может, горе у тебя какое?
– Ничем я не больна, – отрезала старуха.
– Много бы я дал, чтобы ты послушалась меня и бросила пить, – сказал Том, сочувственно глядя на нее. – Ведь это для тебя гибель!.. Откуда ты родом?
– Из Кентукки. Жила там у одного хозяина, растила детей, а он продавал их всех по очереди. Потом и меня продал перекупщику, а от него я попала к теперешним господам.
– Почему же ты к вину пристрастилась?
– Горе заливаю. Здесь у меня тоже был ребенок, и я думала, хоть он-то при мне останется. Хороший был такой мальчик, здоровенький, спокойный, никогда не кричал… и хозяйка любила с ним возиться. Потом она заболела, я ухаживала за ней, а хворь возьми да на меня и перекинься. Молоко пропало, ребенок отощал – одна кожа да кости. А покупать молоко хозяйка не позволяла – корми, говорит, тем, что сама ешь. Он чахнет день ото дня, плачет-разливается, а она сердится: это, мол, все одни капризы. На ночь мне не позволяли его брать, говорят – ты с ним умаешься и работать не сможешь. Сама-то я спала у хозяйки в комнате, а его выносила на чердак. Как-то утром прихожу, а он мертвый… С тех самых пор и стоит у меня в ушах его крик, а выпьешь – все забываешь…
Том с болью в сердце выслушал этот рассказ, повернулся и пошел домой.
Через несколько дней с сухарями и булочками пришла другая женщина. Мисс Офелия была в это время на кухне.
– Господи боже! – воскликнула Дина. – А где Прю? Что с ней стряслось?
– Прю больше никогда не придет, – таинственно сказала новая булочница, покосившись на мисс Офелию.
– Почему? Неужто умерла?
– Да мы не знаем… Она ведь в погребе лежит.
Дина пошла проводить ее до дверей.
– Что там у вас случилось? – спросила она.
Новая булочница хоть и побаивалась говорить, но все-таки не утерпела и сказала шепотом:
– Только никому не рассказывай… Прю напилась, и ее посадили в погреб на весь день. Говорят, умерла она, мухи ее всю облепили.
Дина всплеснула руками и вдруг увидела рядом с собой Еву, которая слушала их, широко раскрыв глаза. В лице у нее не было ни кровинки.
– О господи! Мисс Еве дурно! Мы-то хороши, разговорились при ней! Да хозяин нам за это голову с плеч снимет.
– Ничего со мной не будет, Дина, – твердо сказала девочка. – И почему мне нельзя этого слушать? Ты не меня жалей, а бедную Прю – ей тяжелее.
– Нет, нет! Вы барышня нежная, деликатная, вам и знать об этом нельзя!
Ева вздохнула и, грустная, медленно пошла вверх по лестнице.
Мисс Офелия встревожилась и пожелала узнать, что случилось с несчастной старухой. Дина рассказала ей все до мельчайших подробностей, а Том добавил к этому рассказу то, что слышал от самой Прю.
– Возмутительная история! Боже, какой ужас! – с этими словами мисс Офелия вошла к Сен-Клеру, который лежал с газетой на кушетке.
– Ну, какое еще беззаконие вы обнаружили? – спросил он.
– Какое беззаконие? Прю запороли насмерть! – И мисс Офелия, не жалея красок, поведала ему все.
– Я так и знал, что рано или поздно этим кончится, – сказал Сен-Клер, снова берясь за газету.
– Знали? Неужели же вы так это и оставите? – воскликнула мисс Офелия. – Подайте кому-нибудь жалобу! Есть же у вас тут должностные лица, которые могут вмешиваться в подобные дела!
– Заинтересованность владельца в сохранности своего имущества считается у нас достаточной гарантией для негров. Но если владелец собственноручно губит свою собственность, тут ничего не поделаешь. Кроме того, эта несчастная старуха была, кажется, воровка и пьяница. Кто же будет за такую заступаться?
– Это ужасно, Огюстен! Это просто чудовищно!
– Я тут совершенно ни при чем, дорогая моя кузина. Что можно поделать с огрубевшими, жестокими людьми? Они пользуются неограниченной властью и ни перед кем не несут ответа за свои злодеяния. Вмешательство в таких случаях бесполезно. Закон бессилен против них. Нам ничего не остается, кроме как закрыть глаза, заткнуть уши и на том успокоиться.