Хижина дяди Тома - Страница 30

К оглавлению

30

– Благодарю вас, друг мой, – сказал сенатор. – Я хочу попасть на дилижанс, мне надо в Колумбус.

– Ну что ж, если так, я вас немножко провожу, покажу вам другую дорогу. Та, по которой вы ехали, уж очень плохая.

Джон оделся и с фонарем в руке зашагал впереди коляски сенатора, выводя ее на дорогу, проходившую за фермой. Прощаясь с добрым Джоном, сенатор сунул ему бумажку в десять долларов.

– Это ей, – сказал он.

– Ладно, – так же коротко ответил Джон.

Они обменялись рукопожатием и расстались.

ГЛАВА X
Товар отправлен

Серое, моросящее дождем февральское утро заглянуло в хижину дяди Тома и осветило лица, омраченные гнетущей скорбью. На маленьком столике перед очагом была разостлана подстилка для глажения, на спинке стула висели две грубые, но чистые рубашки только что из-под утюга, третья лежала перед тетушкой Хлоей. Она старательно разглаживала каждую складку, каждый рубец, то и дело утирая слезы, ручьем катившиеся у нее по щекам.

Том сидел у стола, подперев голову рукой, перед ним лежала раскрытая библия. Муж и жена хранили молчание. Час был ранний, и ребятишки еще спали, прижавшись друг к другу на своей низенькой деревянной кровати.

Том, который, как истый сын своего несчастного народа, всем сердцем был привязан к семье, встал из-за стола, молча подошел к кровати и долго смотрел на детей.

– Последний раз, – сказал он.

Тетушка Хлоя, не говоря ни слова, продолжала водить утюгом по выглаженной на славу рубахе, потом вдруг отставила его в сторону, упала на стул и заплакала навзрыд.

– Покориться воле божьей! Да как тут быть покорной? Хоть бы мне знать, куда тебя увезут, в какие руки ты попадешь! Миссис говорит: года через два выкупим. Господи милостивый, да разве оттуда возвращаются! Там людей замучивают насмерть! Слышала я, что с ними делают на этих плантациях!

– Господь вездесущ, Хлоя, он не оставит меня и там.

– Он вездесущ, но иной раз по его воле творятся страшные дела, – сказала тетушка Хлоя. – И этим ты хочешь меня утешить!

– Я в руках божьих, – продолжал Том. – Возблагодарим его хотя бы за то, что продали меня, а не тебя с детьми. Здесь вас никто не обидит. Я один приму на себя все муки, а господь поможет мне претерпеть их.

Он говорил с трудом, голос у него обрывался, и все же эти слова были полны мужества и твердой решимости.

– Нет, это несправедливо! Почему хозяин продал тебя? – не унималась тетушка Хлоя. – Ведь ты сторицей окупил бы его долги. Он который год обещает тебе вольную и до сих пор не дал. Может, сейчас ему нелегко, но я чувствую, что так нельзя с тобой поступать. И не пробуй разуверить меня в этом. Кто преданней ему, чем ты, кто пекся о его делах больше, чем о своих собственных, забывал ради него и жену и малых детей! Подумать только! Ты сердцем к нему привязан, а он тебя продает, чтобы выпутаться из долгов! Бог ею за это накажет!

– Хлоя, если ты любишь меня, не говори так! Может, мы с тобой последний раз вместе. И хозяина не надо задевать ни одним дурным словом, Хлоя. Ведь я принял его от старой миссис с рук на руки, когда он был еще мальчиком. И ничего нет удивительного, что я думаю о нем денно и нощно, а ему… где ему думать о бедном Томе! Господа привыкли, чтобы о них заботились. А ты сравни нашего хозяина с другими: у кого мне бы жилось так хорошо, где бы со мной так обращались, как здесь? Если б мистер Шелби заранее знал, что дела у него обернутся плохо, он не продал бы меня. В это я твердо верю.

– Нет, тут что-то не так, – упрямо твердила тетушка Хлоя, руководствуясь присущим ей чувством справедливости. – Не знаю, кого в этом винить, но тут что-то не так.

– Обрати мысли свои к господу, Хлоя. Помимо его воли ни один волос не упадет с нашей головы.

– Так-то оно так, да что-то не нахожу я в этом утешения, – вздохнула она. – Впрочем, что проку говорить! Сейчас пирог будет готов, позавтракаешь… кто знает, когда тебе еще придется вкусно поесть.

Если вы хотите понять, как тяжко приходилось неграм, которых продавали на Юг, вспомните, что этот народ способен на сильные чувства. Негр привязывается к родным местам, он любит свой дом, свою семью. Добавьте к этому все ужасы, которые таятся для него в неизвестности; не забудьте также, что он с детских лет трепещет при одной только мысли: «Тебя продадут на Юг!» В его глазах это самое страшное наказание – страшнее порки, страшнее каких угодно пыток.

Один священник, живший среди беглых негров в Канаде, рассказывал нам, что многие из них оставили сравнительно добрых хозяев и не побоялись совершить побег, сопряженный со столькими опасностями, лишь бы не оказаться проданными на Юг. Страшась этой участи, которая вечно грозит и ему, и его жене, и его детям, негр, существо кроткое, робкое, обретает мужество, терпит голод, стужу и смело идет навстречу страданиям и жестокой каре, неминуемой при поимке.

Клубы пара поднимались над столом – скромный завтрак был подан. Миссис Шелби освободила тетушку Хлою от работы на господской кухне, и бедняжка собрала последние силы, чтобы приготовить этот прощальный пир: зарезала лучшую курицу, испекла мужу его любимый пирог и расставила у очага несколько кувшинов с разными соленьями и маринадами, которые извлекались на свет божий только в самых торжественных случаях.

– Смотри, Пит! – возликовал Моз. – Какой у нас сегодня завтрак! – И он схватил кусок курятины с блюда.

Тетушка Хлоя залепила ему звонкую пощечину.

– Ну что это такое! Несчастный отец последний раз дома завтракает, а они только и думают, что о еде!

– Хлоя! – мягко упрекнул ее Том.

– Сил моих больше нет! – крикнула она, пряча лицо в передник. – Голова идет кругом, сама не знаю, что делаю!..

30